Кризис во благо Замужняя дама в возрасте чуть больше сорока решила однажды взять своего супруга на испуг, шутя спросив его: «А ты мне случаем не изменяешь?» И очень обиделась, когда он ей как на духу рассказал все, о чем она его даже и не спрашивала. Естественно, скандал,

Одиночество – зло или благо? Если рядом никого нет, значит, пришло время познакомиться с собой. Одни люди хотят избавиться от одиночества или научиться бороться, справляться с ним, потому что оно «непереносимое, беспросветное, тяжелое, унылое и безысходное» (так многие

Е.В. Золотухина-Аболина «Повседневность и другие миры опыта» М., 2003. О чувстве смысла Речь пойдет о смысле жизни. Когда-то давно, в юные послестуденческие годы вопрос о смысле жизни представлялся мне крайне мудреным, элитарно-философским и совершенно непонятным. «Смысл жизни»? Что-то такое туманное и высокопарное, некая странная надбавка к обычному человеческому существованию, которое протекает в заботах и хлопотах; в стараниях достичь то одной, то другой вполне ясной цели. Жизнь богата и увлекательна, в ней столько интересных вещей, которые надо понять и прочувствовать: надо стать хорошим преподавателем, найти свою любовь, посмотреть мир... Размышление о дополнительном и как бы парящем над жизнью общем «смысле» выступало для меня чем-то вроде средневекового спора о том, сколько ангелов удержится на острие иглы... Но, поскольку выражение «смысл жизни» звучало красиво, то на моих первых лекциях, я, сурово глядя на аудиторию, говорила: «Каждый человек, если он существо мыслящее, в какой-то момент задумывается о смысле жизни...» Публика в зале втягивала голову в плечи, ибо каждый мгновенно прикидывал в уме, а задумывался ли он над тем, в чем смысл его жизни... И оказывалось, что нет. Но ведь совсем не хочется выглядеть немыслящим существом. Именно поэтому кто-нибудь совершенно в духе времени изрекал с места, что смысл жизни - в труде... Со временем, проходя один за другим этапы собственного жизненного пути, читая книги, посвященные смыслу, я стала понимать, что тема смысла жизни не относится к разряду элитарных забав, к области изысканной «игры в бисер». Смысл жизни - самая насущная вещь на свете, хотя выразить его в словах очень и очень трудно, ибо его содержание не полностью вмещается в рациональные формы, отчасти сливаясь с самой жизнью, ее малыми и большими заботами. Он совпадает с желанием жить, с настроением и общим эмоциональным тоном. Смысл жизни – не реестр даже самых высоких и достойных задач (хотя может включать в себя эти высокие задачи), это - состояние сознания, позволяющее человеку справляться с трудностями, преодолевать препятствия и в полной мере радоваться собственному бытию. Такое значение термина «смысл жизни» лучше всего узнаешь из личного опыта, ибо теоретическое знание не дает постигнуть его во всей полноте. Кроме того, я поняла, что даже мыслящий человек совсем не обяза-тельно задумывается о смысле своего бытия. Здесь неуместен философский ригоризм, требующий от каждого неутомимой рефлексии. К вопросу о смысле человек приходит, как правило, не от хорошей жизни: абсолютное большинство смысложизненных раздумий спровоцировано хотя бы кратковременной смыслопотерей. Люди, в судьбе которых никогда не терялся смысл, которые ни разу не выпускали из рук его животворящей нити, занимаются чем угодно, кроме размышлений о смысле: строят дома, рожают и растят детей, воюют, пишут стихи. Смысл со всей обоймой его положительных переживаний, быть может, задан им культурой или передан семьей, или они сами нашли его на витиеватых путях индивидуального развития, но в любом случае он есть, имеется в наличии. И тогда нет нужны искать его или намеренно подвергать анализу собственную эмоционально-смысловую сферу, как незачем пристально обследовать здоровый, хорошо функционирующий организм. Поиск смысла возникает по мере необходимости, и так происходит даже у философов, которые, казалось бы, должны раздумывать о подобных вопросах в силу профессиональных занятий. Человек ищет смысл, когда мир побуждает его делать это, а случается это достаточно часто, и в особенности, когда череда социокультурных кризисов вызывает серию кризисов экзистенциальных. Но что мы имеем в виду, говоря о смысле жизни? Речь идет о системе значимых ориентиров, которые оборачиваются мотивами нашей де-ятельности и поведения, а также сохранения и воспроизведения самой нашей жизни. Смысл жизни может быть субъективным или интерсубъективным, но никогда - объективным в смысле объективности как независимости от внутреннею мира. Как отмечают многие авторы, пишущие о смысле, феномен смысла близок к феномену цели, но не совпадает с ним. Цель - образ желаемого будущего, а смысл - это значимость чего-либо для нас: в данном случае значимость самой жизни, собственного «я», коммуникации, окружающего мира. В определенном отношении цель производна от смыс-ла: я хочу от будущего не чего попало, а того, что много для меня значит, что имеет важный смысл. Впрочем, смысл, в свою очередь, может актуализироваться и пробуждаться поставленной целью. Смысл жизни, как я его понимаю, всегда помещает нас в систему отношений с окружающей действительностью, он всегда связан с «трансцендированием» (В. Франкл) и отвечает на вопросы «зачем?», «ради чего?». Задача этой статьи - показать смысл жизни как особое чувство, как состояние внутреннего мира, которое не может быть сведено к своей со держательной, рационально-выразимой составной, к одному лишь сознатель ному поиску системы целей. Можно сказать, речь пойдет о внерациональной природе смысложизненных переживаний. Интенциональный характер смысла являет себя прежде всего в своеобразных переживаниях и лишь потом рефлексируется, получая отчетливый образ и понятийное выражение. Итак, смысл жизни - это не только совокупность значимых содержаний, но прежде всего характер нашего актуального отношения к этим содержаниям, когда значимость выражает себя в наличных здесь-и-сейчас позитивных эмоциях. Без эмоционального вклада со стороны самого субъекта, без его живого отклика все значимые ценностные программы останутся только схематикой. Ценности и ценностные программы являют собой лишь более или менее удачные декларации, пока они не стали «личностным смыслом», не оживлены и не одушевлены индивидуальной субъективностью. Действительно, для одних людей альтруизм способен дать жизненный смысл, а другие отнесутся к нему критически или безразлично. Для того чтобы одушевить свою жизнь преданностью делу, надо сначала обрести такое дело, которое способно зажечь твое воображение и вызвать позитивный отклик. Если бы найти такое дело было просто, проблемы смысла жизни просто не существовало бы. То же самое относится к самоактуализации. Ее пути или не обретаются вовсе, или обретаются спонтанно и в этом редко участвует рационально промысленная программа. Сама по себе ценностная программа слаба без нашей очарованности ею, без страсти и воображения, без горячего интереса, который рождается из таинственных глубин личности. Смысл жизни вспыхивает на пересечении ценностно-мотивационных программ и личного переживания, и он горит ровным и неугасимым пламенем, пока не изменяется ни первый, ни второй его компонент. То, что смысл жизни - это не только «мысль о жизни», говорят многие исследователи смысла. В своей интересной фундаментальной работе «Психология смысла», содержащей обстоятельный обзор точек зрения на смысл» Д.А. Леонтьев пишет: «Среди представлений разных авторов о внутреннем строении и динамике смыслов трудно выделить общие положения, за исключением идеи ситуативной изменчивости смысла и зависимости его от актуального состояния субъекта (К. Левин, Л. Нистедт, Э. Петерфройндт) и подчеркивания того, что смысл не всегда понятийно репрезентирован, не всегда осознан и не всегда может быть четко выражен доступными средствами (З.Фрейд, А. Адлер, В. Франкл). В данном случае подчеркивается именно внерациональное бытие смысла, его неоднозначная связь с логическими и вообще вербальными формами. Что же чувствуем мы, когда переживаем наличие жизненного смысла? Попытаемся ответить на этот вопрос, описывая совокупность смыслосозидающих переживаний, предъявляя короткую феноменологию эмоциональных форм, в которые облечены ценностные ориентиры. 1. Наличие смысла жизни выражается в переживании интереса к миру, к людям и к себе самому. Чувство интереса каждый из нас хорошо знает по собственному опыту, хотя описать его достаточно сложно. Смыслонаполненно и интересно - практически одно и то же. Когда человек говорит: смысл моей жизни в том, чтобы вырастить детей (от-равить жизнь недругу, разрушить Карфаген, открыть новые законы Вселе-нной, спасти побольше бездомных котов и т.д.), это значит, что он пристально и неотступно интересуется детьми, недругом, Карфагеном, наукой, котами и старается так или иначе повлиять на их бытие. Иметь смысл жизни - значит стремиться воплощать свои интенции в каких-то конкретных поступках, переживаниях, мыслительных акциях. Смысл жизни может быть связан с интересом к самым разным ве-щам, в идеале он включает целую совокупность устремлений, некую интегральную целостность, в которой взаимосвязаны пробуждающие наше внимание ценности личности. Однако порой интерес в силу обстоятельств концентрируется на одной какой-либо сфере жизни и она становится смыслообразующей. Так, человек, который в силу состояния здоровья лишен интереса к чувственно-физической стороне бытия, может обрести полноту смысла в теоретическом познании, которое остается ему доступным, или в утверждении некой идеологии (примеры тому ученый Стивен Хокинг и писатель Николай Островский). Остается непонятной до конца природа смыслообразующего интереса. Почему нечто становится для нас интересным? Именно для нас и именно это? Каков механизм возникновения смыслосозидающего интереса? Как понять интересное, если речь идет не о теории, а о повседневной реальности? Видимо, смыслонаполненный интерес возникает тогда, когда то, что для нас значимо, присутствует в нашей жизни, но его присутствие недостаточно и не может вызвать пресыщения. Эта недостаточность ценимых нами благ, их всегдашняя нехватка и будит интерес-смысл, направ-ляет луч внимания на «драгоценное-вечно-недостающее». Нехватка ис-тинного знания, деятельного самоутверждения, любви, а также чего угодно иного зажигает в душе смысловой огонь, делает то или иное яв-ление бесконечно интересным, а вместе с ним в большей или меньшей степени интересной становится и вся остальная жизнь. 2. Второй эмоционально-чувственный момент, свойственный наличию смысла жизни, это ощущение будущего . Осуществление смысла-интереса практически невозможно вне времени, оно требует пережива-ния темпоральной открытости. Чувство перспективы в яркой форме присуще детству. Хотя человек не знает, сколько он проживет, в детстве он отчетливо переживает виртуально существующую «долгую и прекрасную жизнь». Поэтому в детстве, если ис-ключить рассмотрение психических патологий, люди, как правило, не теряют чувство смысла. Они могут страдать, горевать, испытывать тяго-ты, но спектр пока не реализованных манящих возможностей остается, и он дает ощущение надежды и смысла, который манит к себе из буду-щего. Впрочем, переживание темпоральной перспективы как важнейшей составной смысла жизни возможно в любом возрасте. И в девяносто лет человек может строить планы и воспринимать жизнь как долгое и увле-кательное путешествие. 3. Третий момент, характеризующий чувство смысла жизни - это спонтанное ощущение радости и эмоционального подъема. Собственно, радость как таковая – вообще явление, связанное со смыслом, с осознанием причастности к значимому, с продуктивной деятельностью (Э. Фромм). Смысл жизни и радость неразделимы. Если, схватывая смысл конкретной неблагоприятной для нас ситу-ации, мы можем огорчиться, расстроиться или разгневаться, то, чувствуя, что наша жизнь имеет смысл, мы неизменно ощущаем радость и подъем. Так происходит даже тогда, когда по содержанию смысл достаточно страшен (отомстить врагу, извести со свету того, кому завидуешь) или не-пригляден, незавиден (обеспечить своими силами уход за собой, выжить любой ценой). Не стоит забывать, что и смысл и радость смысла отнюдь не всегда бывают морально-позитивными. Смысл жизни есть и у людей жесто-ких, злых, несправедливых, и этим смыслом часто становится утверж-дение собственной власти, осуществление насилия над другими, реали-зация собственных садистических желаний. Поэтому и радость, связан-ная со смыслом, отнюдь не походит в этом случае на мирную благорасположенность. Это злая радость, это грозное утверждение собственных замыслов и стремлений. По большому счету подобный смысл и подобная радость «неподлинны», ибо они далеки от гармоничных гуманных отношений с миром. Однако в мире много неподлинного, и в то же время вполне реального, поэтому мы не можем сбрасывать со счетов тот факт, что множество людей руко-водствуются деструктивными смыслами и радуются, переживая осмыс-ленность своей жизни. 4. Четвертым компонентом и формой проявления смыслового пе-реживания является ощущение себя частью целого, важным и значимым компонентом сложной системы отношений - семейных, любов-ных, государственных, этнических, культурных, космических и т. д. Как мы уже отмечали, смысл связан с трансценденцией - выходом за рамки собственного локального «я». Ощущение себя вышед-шим за пределы «эго», связанным мириадами ни-тей с другими субъектами и с миром как гигантским одушевленным образованием, совпадает с чувством глубокой осмысленности собственной жизни. Даже самые завзятые эгоцентрики и индивидуалисты имеют некую «референтную группу», в рамках которой они видят свое место, ценности которой они разделяют. Эта группа может существовать только в памяти человека, в его воображении, в текстах культуры, но он непременно должен присутствовать для того, чтобы мы не впадали в состояние бессмысленности и непрео-долимого абсурда. Даже полуфантазийный идеал мага-герметика, дос-тигшего полной независимости от всего конечного и земного, включает представление о месте в группе: мы - маги, в отличие от других - про-стых смертных. Абсолютное одиночество было бы абсолютной смысло-вой смертью, так как абсолютное внутреннее одиночество не может иметь ни ценностей, ни ориентиров. Субъективно встроенность в систему отношений может восприни-маться как ощущение «уютности мира», его приспособленности для нас и человекоразмерности. Человекоразмерность мира означает непосред-ственное переживание «своего места под солнцем» как пристойного и значимого, уважаемого и одобряемого. Собственная определенность в понятной системе координат вызывает глубокие положительные эмо-ции. Существование смысла жизни именно в форме чувства, непосред-ственного переживания очень важно, так как сама природа высших цен-ностей не дает им возможности постоянно выступать в рациональной,
понятийной, четко отрефлексированной форме. Там, где мы вербально выражаем наши высшие смыслы, питаемся словесно обозначить фун-даментальные жизненные цели, мы сталкиваемся с крайней размыто-стью того, что светит нам из «мира ценностных идей». Каждая высшая ценность оказывается похожа на солнце, которое сияет мириадами лу-чей, изливает бесконечное множество конкретных образов, самодвижу-щихся и изменчивых, рождает многомерные миры. Что можно иметь в виду, говоря «я хочу быть счастливым»? Или «я хочу жить интересно»? В
каждую такую фразу входят множество уже реализованных и еще не осу-ществленных возможностей, таких, которые в настоящий момент, быть может, даже невозможно помыслить. Когда я говорю «я хочу быть счас-тливой, вольно или невольно имею в виду ситуации, о которых пока не имею представления, которые еще не созрели и не явились в своем
завершенном виде. Какие события грядут? Какие обстоятельства или поступки вызовут ощущение счастья? Что за ценности, быть может, выдвинутся для меня на первый план? Мы меняемся с каждым днем, и нужна недюжинная рефлексия, чтобы отследить в рациональной меру реализа-ции каждой смысловой интенции. Но чувство смысла как индикатор указывает нам, на верном ли мы пути к воплощению наших ценностей, к их творческой реализации в ходе жизни. Какие же факторы оказываются способны поддерживать в нас чув-ство смысла? В данном случае мы будем говорить о необходимости поддержки в ситуациях, когда человек не переживает сокрушительных ударов судьбы, не переживает тех тяжелых смысловых кризисов. Речь пойдет, скорее, о «малых смыслопотерях», которые случаются почти с каждым, независимо от его внешнего жизненного успеха. В просторе-чий «малые смыслопотери» называют скверным настроением, хандрой, порой - скукой или безосновательной тоской. Часто подобное плохое настроение проходит само, но иногда оно затягивается, окрашивая мир в серые краски бессмысленности, превращая повседневную жизнь в рутину, в череду однообразных дней, которые проходят, оставляя в душе ощущение пустоты. Если чувство смысла мы описали через характеристики интереса, ощущения будущего, спонтанной радости и нахождения собственной ячейки в социальных и космических «сотах», то облик «малой смысло-потери» характеризуется всеми этими факторами со знаком минус. Тоска и скука связаны с отсутствием интереса к чему бы то ни было, когда человек действует лишь по обязанности и по привычке, не испытывая
от жизни никаких позитивных эмоций, тяготясь необходимостью никчемных усилий. Это безрадостное время, когда будущее видится как ту-пик, как бесконечный повтор неинтересного «сегодня». Наконец, тос-ка часто связана с чувством одиночества, с психологическим выпадением из системы отношений с Другими и утратой ощущения причастности к мировому целому. В этой статье я ограничусь лишь указанием на сами факторы, способствующие восстановлению чувства смысла, которые чаше всего возникают спонтанно или бывают найдены самим человеком в ходе его личностных поисков. Намеренные поиски нередко дают эффект: уже в давние времена тяжело заскучавшему человеку предлагали сменить обстановку, развлечься, попутешествовать, завести знакомства - то есть расширить свой кругозор и обрести новые перспективы. Итак, сам приход в нашу судьбу новых людей, новых обстоятельств и новых событий делает очень важную вещь: будит интерес к жизни, словно за ниточку вытягивающий за собой смысл. На фоне однообразия, повторения, факелами вспыхивают новые встречи, новые пейзажи, новые отношения, которые притягивают к себе внимание, во-влекая человека в коммуникацию с миром. Происходит не только открытие новых обстоятельств и персонажей, но и самооткрытие. Порой роль лекарства от смыслопотери выполняют различные факторы депривации: утрата привычных благ. Многократно отмечалось, что в тяжелых ситуациях - во время войн и стихийных бедствий - количество депрессий сокращается, так как смыслом в данном случае автоматичес-ки становится само выживание. Этим, видимо, объясняется и страсть некоторых людей к экстремальным видам спорта, к альпинизму, к по-стоянному самоиспытанию, которое возвращает чувство смысла, утра-чиваемое в спокойной обстановке. Однако мне хотелось бы указать на более мягкие и вписанные в по-вседневность моменты, помогающие нам преодолевать «малые смыс-лопотери». Первый из них - любовь. «Легко сказать! - может ответить мне читатель. - Где же ее взять-то?» Не знаю. Я ведь предупредила, что далека от практических реко-мендаций, тем более в вопросах, которые решаются не нами, а некими таинственными инстанциями - Богом, судьбой. Но хочу подчеркнуть: речь идет о той любви, которую чувствуете вы, а не той, которую некто испытывает к вам. То есть хорошо, конечно, когда любовь оказывается взаимной, это самый прекрасный и благополучный вариант, но смысл будит в нас не чужая любовь, а только наша собственная. Такая это вещь, смысл. Он, как известно, не привносится извне. Поэтому чужая любовь, обращенная к вам и не нашедшая в вашей душе отклика, может не радовать, а напротив, тяготить, делать жизнь еще более бессмысленной, ибо нет ничего хуже, чем отбиваться от ненужной чужой страсти. Конечно, порой и чужая любовь может пробудить нас от эмоцио-нально-смысловой спячки. Она действует первоначально через пере-стройку нашего ощущения собственного места в мире. «Я-никому-не-нужный» и «Я-любимый» - два разных положения в бытии. Если я могу создавать для другого человека жизненный смысл или вернее, быть этим смыслом, то, значит, мое место в сфере коммуникации уважаемо и до-стойно. Из этого чувства способны родиться и интерес, и спонтанная радость, и вся полнота смысла. Но тогда, скорее всего, мы ответим лю-бящему на его чувство, и смысловое отношение сделается взаимным. Рождение собственной любви (влюбленности) в другого человека пробуждает в нас живой интерес к действительности, исподволь фор-мирует цели, манит приятными перспективами, вызывает спонтанную радость и дает каждому из нас возможность чувствовать себя полноцен-ным человеком в сообществе себе подобных. Появление в нашей жизни Любимого перестраивает всю структуру отношений с миром, ибо он становится для нас эмоциональным и смыс-ловым центром, важнейшим пунктом интереса. Любовная интенция есть одновременно интенция интереса, ибо мы встречаемся здесь с чужой очень ценной для нас субъективностью. Душа любимого - тайна, в ней есть для любящего бесконечная глубина, которая не может быть сведе-на ни к совокупности внешних поведенческих проявлений, ни к реак-циям при сексуальной близости, ни даже к словам, которые любимый произносит нам в ответ. Именно поэтому любовное общение является глубоко смыслонапряженным, это длящаяся во времени попытка раз-гадать загадку, которая не разгадывается по определению. В связи с любимым человеком обретает смысл и вся остальная жизнь. Мы оказываемся захвачены желанием работать, творить, добиваться благ ради того, чтобы порадовать любимого, создать условия для его разви-тия, чтобы расположить его ко взаимной любви и сохранить эту взаим-ность. Для любимого человека надо поддерживать собственную вне-шнюю и внутреннюю привлекательность. Самые простые и рутинные моменты быта и ухода за собой тоже приобретают смысл. Есть, ради чего стараться! Любовь не может жить без надежды, а надежда - это взгляд в буду-щее. Даже тот, кто влюблен безответно, втайне всегда надеется на чудо: на то, что ему где-то когда-то ответят любовью. А счастливая любовь непременно строит планы, глядит на перспективу через магический кристалл радости. Конечно, реальная любовь - сложное отношение, она включает взлеты и падения, встречи и расставания, но и борьба воль, и обиды, и примирения, как бы они ни были трудны, все равно наполняют жизнь смыслом, и наличие этого смысла не надо доказывать - каждый, кто хоть раз любил, знает это по себе. Второй фактор возвращения и сохранения смысла - это проявление любопытства. Причем любопытства в разных его формах. Если чело-век, погруженный во временную смыслоутрату встрепенулся и с любо-пытством - познавательным интересом повернулся к чему-то, дело по-шло на лад, смысл возвращается. Любопытство может быть любознательностью. Уныло глядя в те-левизор, можно вдруг заинтересоваться иерархией в стае макак, пробле-мами НЛО или этническими конфликтами в странах Африки. Можно случайно наткнуться в доме у знакомых на интересную книгу или услы-шать нечто, привлекшее внимание, в радиопередаче. В любом случае некое знание становится тем аттрактором, которое притягивает внима-ние, заставляет бежать в библиотеку, обследовать возможности Интер-нета, искать знакомства, позволяющие поглубже погрузиться в пости-жение предмета, ставшего смысловым ядром. К сожалению, любозна-тельность - это тот вид любопытства, который не очень часто посещает людей, вышедших из ученического и студенческого возраста, хотя его смыслосозидающая сила огромна. Гораздо чаще из временной смыслопотери нас выводит знание со-всем другого рода, то, которое рождается в коммуникации - это знание о других людях и совершающихся с ними событиях: новости, сплетни, слухи... Если обратиться к работе М. Хайдеггера «Бытие и время», то мы уви-дим, что при всем своем желании говорить о любопытстве исключитель-но как о способе бытия понимания и истолкования, он все же не удержи-вается от его уничижительной оценки. Любопытство и болтовня связаны для него с неподлинностью человеческого существования. «Любопытство везде и нигде, - пишет он. - Этот модус бытия в мире обнажает новый способ бытия повседневного здесь-бытия, в каковом способе бытия здесь-бытие постоянно лишает себя корней. Болтовня располагает и путями любопытства, она говорит, что надо почитать, что - повидать. Это бы-тие всюду и нигде, присущее любопытству, препоручено болтовне». Позиция Хайдеггера диктуется тем, что главное отношение для него - отношение человека к бытию, несказуемое переживание, выводящее нас за рамки предметного мира, выразимого на языке дискретных форм. Человеческое оказывается для него «слишком человеческим», слишком мелким, суетным и плоским. Однако сами люди, погруженные в повсед-невность и разделяющие все ее ведущие характеристики, черпают свои смыслы именно из того «поверхностного» общения, которое Хайдеггер полагает неподлинным. Что поделаешь, даже мистики не могут жить одними лишь откровениями, тем более, что откровение- не перманентное состояние. А уж о нормальном среднем человеке и говорить нечего. Любопытство и болтовня - важнейшие моменты обычной, не претендующей на эзотеризм жизни, и более того, это моменты, которые привносят в наше существование чувство смысла. Быть может, Хайдеггеру эти смыслы не понравились бы, но это уж его личный вопрос: что, почему и как одушевляет жизнь конкретного человека, во многих слу-чаях остается загадкой для других людей. Как говорится, кому поп, кому попадья, а кому попова дочка. Наибанальнейшая болтовня, соседское судачение выполняет важную миссию по отношению к нашей личности: в болтовне «о том, о сем», во-первых, нам подаются наиболее яркие и острые события жизни других людей, способные оживлять наш интерес, - а что может быть интереснее, чем другие люди, в особенности, если они значимы для вас? Когда человеку делаются вовсе неинтересны другие люди и их дела, это значит; что психологическая патология зашла далеко и стоит обратиться за профессиональной помощью. Во-вторых, болтовня всегда предполагает возможность своего дления в будущее: поболтали сегодня, поболтаем и завтра, непременно будет, о чем! Новости и сплетни не могут быть интересны перед лицом конца света. Они являются «смыслоносительницами» только при условии темпоральной перспективы вернуться к сегодняшнему и отынтерпретировать все заново. Болтовня - всегда опыт интерпретации, перетолкования, а значит, приписывания вариативных смыслов. Наконец, если с вами начинают болтовню, то это свидетельство ва-шей значимости, вашего высокого статуса в коммуникации. С неприятным, отвратительным человеком обычно не стремятся болтать, его избегают, от него уклоняются. Поэтому сам факт болтовни являет собой род психологического поглаживания. Чувство смысла рождается в болтовне спонтанно: люди значимы для тебя, ты значим для людей, и отсюда следует эмоционально-смысловой подъем. Еще один важный способ пробуждения временно уснувшего чувства смысла - это обращение к искусству. В особенности, к художественной литературе, театру, кино, то есть тем формам, которые предполагают сюжетную линию. «Малые смыслопотери» связаны с событиями в нашей личной судьбе, это душевный анабиоз, возникший из собствен них разочарований, усталости, однообразия дней. Приобщение к чужой судьбе, к ходу чужой жизни, созданной воображением талантливых ав-торов, оказывается способно временно заполнить эмоционально-смысловые пустоты, подобно тому как некоторые лекарства попросту вос-полняют отсутствующие в организме гормоны и ферменты. Мы в пол-ном смысле слова начинаем «жить чужой жизнью», переживать чужие чувства, полниться чужими смыслами, которые в это время восприни-маются как свои. Искусство - всегда возможность прожить чужую судь-бу, быть может, совсем не похожую на нашу собственную. Чем более та-лантлив автор произведения, тем в большей степени он дает нам «пи-люли смысла», которые ликвидируют эмоционально-смысловой дефицит и помогают внутреннему миру восстановиться для собствен-ной смысл созидательной работы. Разные литературно-художественные произведения добиваются это-го эффекта по-разному. Любимый многими жанр детектива, фантасти-ческого романа, фэнтэзи будит наше чувство смысла остротой интриги, необычностью происходящего, притягивает интерес сменой испытаний и побед, которые одерживают главные герои - те самые, с которыми мы вольно или невольно отождествляем себя. В остросюжетных произ-ведениях доминирует содержательный момент, фактор неожиданнос-ти, он дразнит ум, вызывая соответствующие чувства: интерес, любо-пытство, желание понять логику приключения. Иной эффект создают произведения, подобные романам «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста или «Алмазный мой венец» Валентина Катаева. Здесь чувство смысла рождается именно как чувство, за счет подробного вос-произведения ярких эмоциональных впечатлений, визуальных образов, «вкусных» деталей, которые переживаешь непосредственно - практи-чески как факт собственной жизни. Однако чувство смысла может быть пробуждено не только такими позитивными переживаниями, как любовь, нейтральными, как любопытство и болтовня, и художественно-фантазийными, как приобщен-ность к произведениям искусства. Огромный смыслообразующий заряд несет ненависть. Наверное, это не лучший способ возрождать смысл, но реальности он действует очень часто. В ненависти мир разъят, разорван, изуродован, враждебен. Однако это враждебность непосредственно взывает к агрессии, к активному целеполаганию и жесткому самопроявлению. Если человека, пре-бывающего в состоянии временной смыслопотери, очень уязвить, отнять у него имеющееся, подвергнуть унижению, то одной из яр-ких реакций будет восстановление смысла через борьбу с обидчиком. В реальной жизни мы видим, что современное поколение молодых людей, чье детство прошло в разгромленной Чечне, воюющем Карабахе или Абхазии, поистине живет ненавистью к своим иноэтническим обид-чикам и лелеет мечту извести врагов под корень, не считаясь ни с каки-ми принципами гуманности. Национальная вражда, идеологическая ненависть, религиозная рознь - все виды идеологий, создающие «образ врага», дают тысячам и тысячам людей пусть примитивное, жесто-кое, но вполне реальное чувство смысла. Здесь присутствует и яркий интерес, и четкая цель, здесь строится проект долгой победительной борьбы, клокочет торжество грядущей мести, чувствуется сплоченность и единство со «своими». К великому сожалению, пути смыслосозидания через простые и грубые чувства нередко оказываются более короткими, эффективными, успешными, чем долгая и кропотливая работа любви, служения, гуманности. Завершая нашу статью, обратимся коротко к такому сюжету, как стремление человека выйти из состояния временной смыслопотери. Если психика пребывает в норме, то человек, подверженный в данный момент депрессивному настроению, как правило, хочет от него изба-виться. Можно сказать, что чувство смысла до конца почти никогда не исчезает из нашей жизни, если мы сохраняем ясный ум и способность критичности. При тоскливой обессмысленности и отсутствии желаний мы, по крайней мере, желаем вновь желать, понимаем, что «с нами творится что-то не то» и ищем для себя помощи. Стремление «вернуть чувство смысла» тоже может быть смыслом. Мне кажется, что важным фактором такого возвращения могли бы быть специальные методики работы со способностью внимания. Внимание - это луч нашего сознания, направленный на конкретный фрагмент реальности, ибо охватить «всего мира» мы все равно не можем. Однако очень много значит, на что именно падает взгляд; что становится объектом внимания. Этим объектом могут быть темные стороны действительности, которые приведут нас к углублению депрессии, а могут - светлые черты мира, способные самим фактом своего существования, своей яркостью и радостностью непосредственно сообщать чувство смысла. Должная направленность внимания, чувственно-смысловой толчок, и... человек выходит из тяжелого морока, чтобы жить, творить, процветать. В заключение я хочу описать метафору, которая всегда возникает у меня при размышлении о чувстве смысла. Представьте детскую книжку-раскладушку в серой непривлекательной обложке без картинок. Книжка закрыта, она похожа на тусклый плоский камень, в ней нет ни света, ни игры, ни фантазии, один только угрюмый мрачный переплет смотрит на вас. А потом книжка открывается, и внутри нее вдруг распрямляются картонные фигурки, изображающие сказочную жизнь, сияют дивные пейзажи, веселятся ярко одетые люди, полыхают цветы. Фигурки объемны, они даже двигаются, и вы входите в волшебную сказку на равных и бродите в восторге по улицам уютных городов, и за каждым углом вас ждет прекрасная тайна. Так и чувство смысла. Оно открывает для нас сказочность и притягательность мира, высвечивает его многогранность, манит таинственной далью - надеждой, любовью, победой. И так происходит всегда, даже если еще минуту назад мы не видели ничего, кроме серой обложки. Литература: 1. Леонтьев Д.А. Психология смысла. М., 1999. С. 78. 2. Хайдеггер М. Бытие и время. М., 1993. С. 37.

Введение

ЧЕЛОВЕК КАК МОРАЛЬНОЕ СУЩЕСТВО

Уважаемые читатели!

Эта книга посвящена рассмотрению человека как мо­ рального существа.

Чтобы раскрыть такой сложный и неоднозначный фе­номен, каким является Homo moralis, необходимо хотя бы коротко остановиться на родовых особенностях чело­века, которые позволяют ему не только слыть, но и ре­ально быть субъектом нравственного поведения. Кроме того, надо выяснить, что такое мораль, дать ей опреде­ление, и лишь затем можно приступить к самому главно­му и интересному - к анализу тех этических понятий, которые призваны выразить все богатство и противоре­чивость повседневной нравственной жизни.

Разумеется, моральная проблематика не исчерпывает­ся теми темами, которые составляют основу моего лекци­онного курса. Она неисчерпаема, как неисчерпаем чело­веческий опыт. Однако я постаралась выбрать для вас те моральные сюжеты, которые актуальны в любые времена и проходят через всю человеческую историю. Темы доб­ра и зла, свободы и ответственности, долга и совести, смысла жизни так же важны и актуальны сегодня, как и тысячу лет назад. Я надеюсь, мои читатели, что они не оставят вас равнодушными.

Итак, обратимся к специфике человека, которая оп­ределяет его возможность быть моральным. На первый

взгляд, человек - одна из разновидностей многочислен­ных животных видов, обитающих на Земле. По словам древнегреческого мыслителя Аристотеля, «материя обла­дает аппетитом к форме», и в природе мы видим множе­ство зверей и птиц, рыб и насекомых, не похожих друг на друга, наделенных разным обликом, расцветкой и нра­вом. Все они - конкретно-чувственные, эмпирические, плотские создания, связанные в целостное единство эко­логическими законами. Человек тоже состоит из плоти и костей, тоже хочет есть, стремится размножаться и под­чиняется в своем развитии диктату генетического кода. В чем-то он очень похож на своих «меньших братьев» - он так же страдает и так же умирает. И все-таки человек есть нечто принципиально иное, ибо биологические за­коны - лишь фундамент, на котором строится здание человеческого бытия, только предпосылка для разверты­вания мира культуры, который дает человеку возможность обладать самосознанием, свободой и моралью.

Наличие этих особых характеристик человека всегда резко выделяло его из животного окружения, делало ка­чественно другим, странным пришельцем, как бы гостем из другого измерения.

Культура - это такой способ выживания и развития, при котором не человек пассивно приспосабливается к при­ роде, а, напротив, он приспосабливает природу к себе. Биологически человек слабее других живых существ - у него нет мощных когтей и клыков, у него длинное дет­ство, когда ребенок нуждается в помощи окружающих, наконец, человек - это «голая обезьяна», не прикрытая шерстью от ветров и морозов. Но культура - предметно-практическая деятельность, труд - позволили человеку стать самым могущественным существом на планете, по­тому что он создал орудия и инструменты - продолже­ние и усиление своих потенциальных возможностей. При их помощи он засеял поля, построил жилища и создал машины - положил начало всему миру современной ци­вилизации. При этом человек уже не действовал соглас­но лишь узкой генетически заданной биологической про-

грамме. Он вырвался за пределы чисто природных зако­нов в «надбиологическое» и смог творить не только со­гласно «меркам своего вида», но согласно меркам любо­го вида, универсально, в том числе и «по законам красо­ты» (К. Маркс). Культура - это появление принципи­ально новых отношений между «особями», которые те­перь уже не просто «члены стаи», но люди. Члены обезь­яньей стаи общаются исключительно по поводу своих природных нужд, их естественный интерес не простира­ется дальше, а предметом человеческого общения стано­вится совместная деятельность, которая лишь косвенно увязана с удовлетворением физических потребностей. Возникает собственно человеческое общение, подчинен­ное традиции и моральным законам. Рождается человек как моральное существо. Не слепые биологические по­буждения, а нравственность становится теперь той силой, которая упорядочивает поступки, страсти и мысли.

Мораль, или нравственность (что в нашем разговоре бу­дет одно и то же), - это совокупность норм, ценностей, идеалов, установок, которые регулируют человеческое поведение и являются важнейшими составными культу­ры. Особенностью морали является то, что для своего ус­пешного действия она должна быть глубоко усвоена челове­ ком, должна «войти в его душу», стать частью внутреннего мира. Человек морален только тогда, когда нравственное поведение становится органичным для него, и ему не ну­жен надсмотрщик, который проверяет и понукает. Поскольку моральный аспект есть у любых человеческих действий и отношений (кроме чисто технических), постоль­ку в любой сфере жизни мы сталкиваемся с моралью как «внутренним голосом» человека, который помогает ему нравственно вести себя в самых различных ситуациях.

Моральная регуляция носит оценочно-императивный характер, это значит, что мораль всегда оценивает и по­велевает. Она велит поступать согласно добру и запреща­ет следовать злу, поощряет доброе, справедливое поведе­ние и светлые благожелательные мысли, а осуждает зло­деяния и дурные темные страсти.

В центре морали стоит соотношение должного и суще­ го. Мораль всегда показывает нам сущностно необходи­мый порядок вещей, идеальное положение дел, то, к чему мы обязаны стремиться. Животные не ведают идеалов, они следуют заданному стереотипу, а человек - суще­ство открытое, незамкнутое, и он всегда устремлен к при­знанным в культуре образцам и идеалам, постоянно со­относит себя с ними, нередко осознавая свое фактичес­кое несовершенство. «Я не такой, как нужно, но я стану таким!» - сказать так может только представитель рода Homo sapiens.

Мораль оказывается возможной потому, что человек, живущий в культуре и общающийся с себе подобными, обладает самосознанием. Он отделяет себя от мира, об­ладает чувством «я», переживает себя как целостность, отличную от всего иного. Только такой суверенный субъект способен определенным образом относиться к своим поступкам, чувствам и мыслям, оценивать их, брать на себя ответственность за совершенное. Самосознание дает людям понимание их смертности, конечности, и это тоже способствует моральной рефлексии, ибо осознавае­мая смерть - это тот рубеж в будущем, до перехода через который надо успеть стать на путь добра. Смерть имеет обязывающее значение - она обязывает к непрестанно­му моральному усилию ради других людей, ради совер­шенствования собственной души и ради торжества выс­ших начал в мире.

Моральность человека тесно связана с его способнос­тью к свободному выбору. Он выражается прежде всего в умении людей дистанцироваться от эгоистических мате­риальных и физиологических нужд, дабы подчинить по­ступки нравственным правилам и принципам. Людям дано не просто «переживать» некий опыт, но и морально относиться к своему переживанию, например, подавлять свой страх и поощрять храбрость. Свободный выбор - это выбор, освобожденный от неотвратимого влияния внешних и внутренних обстоятельств, это акт личного решения, выражение индивидуальности субъекта. Кро-

ме того, свобода выбора является важным моментом уже собственно морального поведения. Конечно, у воистину нравственной личности существуют устоявшиеся мораль­ные привычки и может срабатывать моральная интуиция - то, что действует как бы автоматически. Но внераци-ональные формы моральности не всегда пригодны. В сложных ситуациях, когда сталкиваются равнозначные ценности (долг и любовь, дружба и правдивость и т. п.), мы вынуждены думать, размышлять, взвешивать «за» и «против». Именно здесь и реализуется наша способность свободно выбирать, изъявлять свою нравственную волю.

Человек как моральное существо живет, конечно, в реальном мире, полном противоречий и несовершенства. Он подчиняется тому типу нравственности и тем отно­шениям, которые приняты у его народа, в его общине или государстве. А нравы в истории человечества неред­ко бывают крайне жестоки: не только гунны и варвары, но и современные «просвещенные народы» частенько агрессивны и руководствуются суровой нетерпимостью ко всему, что не в чести у них самих. Однако внутри прак­тически любой конкретно-исторической моральной сис­темы существуют зерна, искорки «высокой морали».

«Высокая мораль» - это совокупность общечеловечес­ ких установок на бескорыстное, справедливое и благоже­лательное отношение к любому человеческому существу. Даже если оно презираемо или ненавистно с точки зре­ния «здешней» и «сегодняшней» совокупности нравов. «Высокая мораль» - сердце всякой подлинной мораль­ности, это лучшее, что выработало человечество в своей нравственной истории. Поэтому в реальной жизни мы всегда сталкиваемся с взаимодействием как минимум трех компонентов, определяющих поведение человека: это, во-первых, действие простых биологических и материаль­ных потребностей, толкающих индивида по грубо эгоис­тическому пути, во-вторых, это совокупность конкрет­но-исторических традиций и моральных установлений, так или иначе ориентирующих индивидов на приоритет груп­повых интересов, и, в-третьих, это повеления высокой

морали, говорящей от лица человечества как целого и нередко - от имени Бога. Сложная динамика этих трех составных и определяет облик нравственного поведения и внутреннего мира конкретных людей. От того, что именно преобладает, зависит практическая моральность каждого из нас.

Говоря о человеке как моральном существе, не надо забывать, что моральные установки не висят в воздухе, они тесно переплетены с человеческой психологией и ре­ализуются в поведении через психологические механиз­мы. Люди не просто выполняют моральные законы или не выполняют их, они надеются и верят, стремятся и сомневаются, радуются и гневаются, находят или не на­ходят в себе силы для движения к моральному идеалу. Именно поэтому здесь я веду разговор не просто о «кате­гориях этики», которые откристаллизовались в теории, но о том, как важнейшие моральные сюжеты участвуют в жизни людей.

Моральное существо Человек проходит свой жизнен­ный путь, проживает свою судьбу, непрерывно соприка­саясь с добром и злом, свободой и ответственностью, че­стностью и справедливостью, он заботится о своем досто­инстве, взыскует любви, воспитывает детей. Обратимся же к этому богатству нашей жизни, полной страстей и

Лекция 1 ПУТИ ДОБРА И ЗЛА

Новая книга Федора Василюка - примечательное событие в психологических и философских кругах. Можно даже уточнить - «как всегда, примечательное событие». С первой крупной и широко известной работой этого автора «Психология переживания» я знакома с 80-х годов и даже недавно попыталась в своем учебнике по философской антропологии последовательно изложить для студентов его позицию относительно переживания кризисных смысловых ситуаций[ 1]. Получился вольный пересказ, наверное, не совсем точно воспроизводящий идеи Федора Ефимовича. Очевидно, это произошло потому, что в той, прежней книге для меня не все было внятно, и в результате мне пришлось дополнить авторское видение - своим. Новая же книга, в отличие от прежней (хотя и ставшей почти классической!), написана совершенно ясно и прозрачно, внятно и логично - это труд зрелого мастера, который одновременно выстраивает четкую систему своих представлений и указывает читателю на новые горизонты.